которая в течение многих лет была гувернанткой Молли — пожалуй, я так должен ее называть, — сегодня прислала письмо о том, что один из ее маленьких племянников, которых она взяла с собой в Ньюпорт, пока Молли находится здесь, заболел скарлатиной.

— Я догадываюсь, в чем состоит ваша просьба. И я опережу вас. Я прошу, чтобы моя дорогая маленькая Молли осталась здесь. Конечно же, мисс Эйр не может вернуться к вам и, конечно же, Молли должна остаться здесь!

— Спасибо вам, большое спасибо. Это и была моя просьба.

Рука Молли скользнула в его ладонь и уютно устроилась в этой твердой, плотно сжатой руке.

— Папа! Миссис Хэмли! Я знаю — вы оба поймете меня… Но нельзя ли мне поехать домой? Мне очень хорошо здесь, но… папа!.. больше всего я хотела бы быть дома вместе с тобой.

Неприятное подозрение мелькнуло у него в голове. Он круто развернул Молли к себе и устремил прямой, пронзительный взгляд в ее невинное лицо. Она покраснела под его непривычным изучающим взором, но ее милые, правдивые глаза были полны скорее удивлением, чем каким-либо иным чувством, которое он опасался в них увидеть. Минуту назад его посетило сомнение: а не могла ли любовь юного рыжеволосого мистера Кокса найти отклик в сердце его дочери, но теперь все встало на свои места.

— Молли, во-первых, ты проявила невоспитанность. Представить себе не могу, как ты сумеешь получить прощение у миссис Хэмли. Во-вторых, не считаешь ты себя умнее меня? Думаешь, я не желал бы твоего возвращения, если бы все прочие обстоятельства сделали его возможным? Но пока оставайся здесь и будь за это благодарна.

Молли достаточно знала отца, чтобы не сомневаться в том, что продление ее визита в Хэмли было для него делом окончательно решенным, а затем ее охватило мучительное сознание своей неблагодарности. Она оставила отца, подошла к миссис Хэмли, наклонилась и поцеловала ее, но не произнесла ни слова. Миссис Хэмли взяла ее за руку и подвинулась на диване, давая место рядом с собой.

— Я как раз собиралась в ваш следующий приезд просить вас о продлении ее визита, мистер Гибсон. Мы так чудесно подружились — правда, Молли? — и теперь, когда этот славный маленький племянник мисс Эйр…

— Хотел бы я, чтобы его высекли, — вставил мистер Гибсон.

— …дал нам такой веский повод, я оставлю Молли у себя в гостях по-настоящему надолго. А вы будете часто приезжать видеться с нами. Вы же знаете, для вас здесь всегда готова комната, и я не вижу, почему бы вам не ездить на ваши визиты по утрам из Хэмли, точно так же как вы ездите из Холлингфорда.

— Благодарю вас. Если бы вы не были так добры к моей девочке, я мог бы поддаться искушению сказать нечто грубое и невоспитанное в ответ на вашу последнюю речь.

— Сделайте одолжение. Я ведь знаю, что вы не успокоитесь, пока не выскажете это.

— Теперь миссис Хэмли знает, от кого у меня моя грубость, — торжествующе заявила Молли. — Это наследственное качество.

— Я собирался сказать, что ваше предложение, чтобы я ночевал в Хэмли-Холле, — типично женская идея: одна доброта и никакого здравого смысла. Как, скажите, бога ради, стали бы пациенты отыскивать меня в семи милях от привычного места? Они наверняка послали бы за каким-нибудь другим врачом, и я разорился бы через месяц.

— А разве нельзя было бы пересылать их сюда? Услуги посыльного стоят очень недорого.

— Вообразите, как старая матушка Хэнбери взбирается по лестнице к моей приемной и стонет на каждой ступени, а тут ей и говорят, что надобно пройти еще семь миль! Или — возьмем общество с другого конца — не думаю, что элегантный грум леди Камнор будет рад ездить в Хэмли всякий раз, как я понадоблюсь его госпоже.

— Хорошо-хорошо, сдаюсь. Я женщина. Ты тоже, Молли. Женщина — тебе имя. Сходи и прикажи подать клубники со сливками своему ужасному отцу. Такие вот смиренные обязанности выпадают на долю женщин. Клубника со сливками — это одна доброта и никакого здравого смысла, потому что от них у него случится ужасный приступ несварения.

— Говорите за себя, миссис Хэмли, — весело ответила Молли. — Я вчера съела… ох!.. целую корзинку клубники, а сквайр пошел к молочнице и принес кувшин сливок, когда увидел меня за этой усердной работой. И я сегодня чувствую себя хорошо как никогда, и ни малейшего признака несварения.

— Она хорошая девочка, — сказал ее отец, когда она удалилась танцующей походкой. Это, по сути, не было вопросом, настолько он был уверен в ответе. Взгляд его выражал нежность и доверие, пока он ждал ответа, который пришел через мгновение.

— Она — прелесть. Я не могу вам сказать, как мы оба, сквайр и я, любим ее. Я в восторге оттого, что она надолго задержится в нашем доме. Первое, о чем я подумала сегодня утром, когда проснулась, было то, что она скоро должна возвращаться к вам, если только я не сумею вас убедить оставить ее со мной подольше. Я надеюсь, она останется по крайней мере на два месяца.

Это была правда — сквайру очень полюбилась Молли. Присутствие в доме молоденькой девушки, которая кружила по дому и саду, напевая немудреные песенки, было неописуемо ново для него. И к тому же Молли умела так разумно и с такой готовностью и говорить и слушать — и при этом всегда вовремя. Миссис Хэмли была совершенно права, говоря о привязанности мужа к Молли. Но то ли она неудачно выбрала время, чтобы сообщить мужу о продлении визита, то ли на него нашел один из тех приступов вспыльчивости, к которым он был склонен, но которые обычно старался сдерживать в присутствии жены, — во всяком случае, он принял эту новость отнюдь не в любезном расположении духа:

— Останется дольше? Гибсон просил об этом?

— Да! Я не представляю, как можно поступить иначе — при отсутствии мисс Эйр и при всем прочем. Это очень неловкое положение — для молоденькой девушки, без матери, оказаться во главе дома, где живут два молодых человека.

— Это забота Гибсона. Ему надо было думать, прежде чем брать учеников, помощников — или как там он их называет.

— Мой дорогой сквайр! Что я слышу?! Я думала, вы будете так же рады, как я была… как я рада оставить у себя Молли. Я попросила ее остаться на любое время: по крайней мере на два месяца.

— Но тем временем вернется Осборн! И Роджер тоже.

По тому, как затуманились глаза